В ежедневной рутине любой тюрьмы, как и в рутине пересылочно-следственной нью-йоркской тюрьмы MDC Brooklyn, есть всего несколько ключевых событий, как бы делящих день на части. В системе Federal Bureau of Prisons ("Федеральное Бюро Тюрем") расписание во всех подобных тюрьмах по стране примерно одинаковое. На зонах прибавляется обязательная работа, на пересылках же работать необязательно, и работают только шныри.

С утра – в районе шести – открытие камер (если повезло и ты в новом корпусе, с камерами, а не в старом, где пришлось обитать с 2007-го – там один общий барак на тех же 120 человек) и выпуск всех 120-ти з/к в общий холл со столами. Завтрак раздают чуть позже – в будние дни полседьмого, и народ уже выстраивается к раздаче заранее, толпясь и беспокоясь, хотя шныри, ведающие завтраком, еще не подошли. В первых рядах очереди – всегда голодные доминиканцы и мексы. Пока народ озабочен завтраком, можно занять очередь к телефонам – их включают в шесть. Телефонов всего четыре, и звонки по ним – это целая эпопея, заслуживающая отдельного описания.

Вид на Статую Свободы со стороны MDC Brooklyn. Фото: Mai Armstrong

С самого утра также открывают прогулочный дворик – он не под открытым небом, а прямо здесь же, как отдельный небольшой зал, с решеткой в одну треть стены, выходящей на улицу. Если подтянуться на пальцах на решетке, то виден океан с буксирами и кораблями, слева вдали – остров Staten Island, а прямо напротив издевательски торчит зеленой жабой их Статуя Свободы. По утрам бывает туман, и тогда Свободы не видно. Не видно ее и без тумана – двум с половиной миллионам з/к, сидящим по тюрьмам сегодняшней Америки.

Покуда не проснулись снежки и не схватились за баскетбольные мячи, чтобы с гиканием прыгать, путаться под ногами и окутывать тебя хаосом своих перегукиваний и тупого ора, можно побегать свои стандартные 113 кругов или спокойно позаниматься йогой и Тай Чи. Позже народ начнет выползать во дворик, и будет мало места.

Днем – где-то чуть раньше полудня – ланч, и после, к половине четвертого – закрытие по камерам на дневной stand-up count – стоячий пересчет. Так вертухаи проверяют, чтобы все были живы и никто не сбежал (хотя отсюда это сделать невозможно технически). А то бывали случаи, когда обнаруживали лишь на следующие сутки, что очередной клиент готов покинуть организацию ногами вперед.

После опять открывают – раздача ужина. Те, кто сидит на таблетках, или кому нужен инсулин, крутятся рядом с дверью, ожидая ветеринара с тележкой. Таких много, обычно человек 15-25. Америка делает деньги на зеках самыми разными способами, в том числе целенаправленно подсаживая на психотропы бывших до этого совершенно здоровых людей.

После ужина вертухай выкрикивает фамилии – кому есть почта. Пожалуй, это самое главное событие дня для всей тюрьмы, или, как удачно выразился Александр Солженицын в "Архипелаге" – "гвоздевое событие дня". Народ стоит, окружив вертухая полукольцом и ждет – может быть, сегодня? Может быть, его еще помнят, не забыли о нем. И когда вся небольшая стопочка писем тает и в руках вертухая ничего не остается, все расходятся, большинство – с пустыми руками, ждать до завтра. Ничего, что не принесли сегодня. Может быть, завтра. Точно, завтра. Не может быть, чтобы не писали. Наверное, просто внизу тюремная цензура задержала. Или, может, по ошибке заслали письмо на другой этаж – тюрьма-то большая, на две с половиной тысячи з/к. Завтра.

Особенно чувствительны к отсутствию писем те, кто пока сидит недолго – только заехал пару месяцев или пару-тройку лет назад, и те, у кого нет внутри ничего, кроме пустоты, кому нужны внешние подпорки, чтобы чувствовать себя живым. Они еще не успели ничего понять и почувствовать всей глубины метаморфоз, происходящих с ними и с теми, кто остался снаружи. Те, кто с короткими сроками – до пяти лет – еще не поняли, что с прошествием времени мы стираемся из памяти и жизни тех, кто остался снаружи, и в лучшем случае становимся смутным воспоминанием. Как будто мы умерли. Но это временная (или вечная – в зависимости от безумного срока, выданного тебе системой), как бы виртуальная смерть позволяет наблюдать отстраненно за внешним миром и теми, кого ты в нем оставил.

Те из нас, кто в затяжном прыжке – с космическими сроками или обвинениями – относятся к почте спокойно. Кто отсидел уже по 5-10-20 лет, и над кем висит пожизненное или лет 600 (шестьсот) по совокупным обвинениям, как у меня. Да, страна эта сошла с ума, есть и такие сроки, и много их; и то, за что в любой вменяемой стране ты бы отделался штрафом, в сегодняшних Штатах легко оборачивается 5-10 годами, ну а сроки в пару-тройку лет редки, больше за нелегальное нахождение в стране, да и за сроки здесь не считаются.

Нам время кажется некой бесконечной субстанцией, как длинная дорога в степи, где, как бы ты быстро ни шел, все равно горизонт не приближается, и поле вокруг – все то же, и дорога под ногами – та же, и ты как бы застыл на месте, в центре Земли, в своем собственном Рапа Нуи.¹ Мы, долгосрочники, намного более снисходительны к невниманию тех, кто остался на воле. Мы понимаем и прощаем их. Нам видна преходящесть дел, страстей, людей и событий: войны начинаются и заканчиваются, президенты приходят и уходят, скандалы и страсти закипают и сходят на нет, а мы все сидим, наблюдая за всем со стороны, безучастно. У нас преимущество постороннего наблюдателя, не участвующего в пустой суете мира, а сквозь прутья решетки лучше видна суть вещей и людей:

    Всё смоет дождь. Огонь очистит,
    Покроет снег. Сметут ветра.
    И сотни тысяч новых истин
    на место умерших вчера
    взойдут надменно.²

Но главное – мы уже вполне можем существовать и без внешних подпорок, сами по себе, потому что то, что нас не убило и не сломало - закалило нас, сделало крепче, опала внешная шелуха и каждый стал собой настоящим. Cнаружи, особенно в теперешнем суетном, перенасыщенном пустой информацией мире, некогда посмотреть внутрь себя, отделить действительно важное от шелухи. Что ж, как сказал Салман Рашди, наши жизни учат нас – кто мы есть на самом деле. И у каждого свой путь. Любой путь – это путь к себе, к себе настоящему. Конечно, только у тех из нас, кто вообще куда-то идет.

Я же не могу пожаловаться на отсутствие писем. Хотя уже скоро десять лет как таскают по тюрьмам как Бобик грелку, но редко бывает день без почты: пишут родные, пишут друзья, которых я знал в различных своих ипостасях на воле, пишут ребята, с которыми вместе сидели где-то когда-то, пишут те, кого я не знал раньше.

Вот и 8-го сентября 2010-го мне вручили несколько конвертов. Один из них – от Миши Филиппова UW0MF. Привычно взглянул на почтовый штемпель, вычисляя сколько добиралось письмо. Бывают удивительные сроки доставки писем: из России письмо может идти и месяц, и больше (пока рекордсменом остается письмо от Аркадия UA4CC, добиравшееся со 2-го июня по 3-е августа 2010-го – два месяца), но бывает доходит и за три дня, а письма, отправленные из Бруклина или Манхэттена, могут блуждать и по три месяца. Цензура и спецотдел (местное гестапо) часто держат почту, переводя и выискивая планы побега и покушения на здешнего президента. Впрочем, почта и Обамыч – это две отдельные истории. Обама подослал мне уже два письма с просьбой помочь ему деньгами к выборам на новый срок, а так как я пока все не могу найти время ответить ему, то подключилась его жена – тоже просит денег, прислала даже семейную фотографию. Этакий нехитрый семейный бизнес. Нужно успеть ответить им до приближающихся выборов.

Михаил UA0MF (умер 02.09.2010)     Фото из коллекции UA6JD.

Мишино же письмо было вброшено во Владивостоке 22-го августа 2010-го, то есть добиралось оно относительно недолго до меня – 17 дней. В предыдущем своем письме Миша ностальгировал по нашим P5RS7 приключениям и писал: "Последнее время болею сильно, но пока еще в эфире...". А в этом – о жизни, об антеннах, об Артуре Зорине UA0NL, корил меня за плохую память – я забыл, что именно было у него на крыше на стоящей с 88-го года 15-метровой мачте. Писал: "Стараюсь выздоравливать, но говорят, надо менять климат". Вертя в руках Мишин конверт, я размышлял, что можно сделать. Может, в Крым его...

Северная Корея – январь 1993. Команда P5RS7. Cлева направо: 3W3RR, Михаил Филиппов UW0MF/UA0MF  (умер 02.09.2010), Олег Витько UB4JDM/UU8JJ, Олег Павленко,  Анатолий Кириленко UT3UY.

А на следующий день Эдик NT2X сообщил, что Андрей NP3D разбудил его звонком с печальной новостью: Миша умер. "И стало мне одиноко и печально." ³ Миша умер 2-го сентября 2010-го, но пока его письмо, вброшенное им за полторы недели до смерти, и известие о ней добрались, для меня он был еще жив. В нашей памяти мы сохраняем людей такими, какими мы их видели в последний раз, и наверняка сейчас, по прошествии времени, они во многом другие – наружно и внутренне: кто помудрел, кто, наоборот, пообтерся и обрюзг душой, но мы-то помним их теми, кем они были тогда, давно – для наших душ и в наших глазах, и пусть такими они и останутся для нас. В последний раз с Мишей мы виделись в 93-м, когда ему было всего каких-то 45 лет.